Однажды у него дома, когда овал его лица сиял, как спелая луна в летнюю ночь, я, не выдержав, задал ему заковыристый вопрос:
– Нурик, как тебе удаётся приветливо улыбаться миру, когда он весь такой сволочной?
Луна безмятежно поглядела на меня из-за зарослей опустошенных бутылок, и я, кажется, понял, что значил глупый поэтический оборот "задумчивая луна".
– О, мой озлобленный друг, – отвечала Луна с высоты своего полёта, – здесь всё дело в физике. И если ты имеешь выслушать то, что я сейчас скажу, – тебе всё станет немедленно ясно.
– Имею, – злобно огрызнулся я, оскалив зубы.
– Да будет тебе известно, что когда-то давно я прочёл книгу по физике. Я нашёл там убедительное описание жизни, которое разрешило мне измениться. Так, я решил навсегда стать близоруким, хранить своё тепло и менять оправы очков.
– Нурик, я не могу испить сок твоих мыслей, говори, чётко, – прорычала моя морда.
– Ну, смотри, ты знал, что близоруким все женщины кажутся красавицами? Ты знал, что ночью они не видят машин, которые светят фарами, а видят только сами фары. Знал, что они наблюдают всего сотню звёзд на небе, которые им кажутся звездищами? Так вот, я тоже намеренно не вижу многих вещей. Я близорук по жизни. Не вижу, не хочу думать о людях, что скрываются за фарами-глазами поддельной учтивости. Когда они говорят, – я всё принимаю за чистую монету, потому что мне не хватает ума думать о их настоящих помыслах. Люди, которых я желаю видеть, – крупные душой, а закомплексованных, душевных коротышек я стараюсь не замечать. Это определенно плюсует счастье моего организма.
Второе правило – это сохранение тепла. Нужно сделать так, чтобы тепло и хорошее настроение, генерируемое нами внутри, не расходовалось попусту в космос. Я когда-то давно безалаберно включал плиту и кипятильник, чтобы согреть их жаром всю Вселенную. Но когда измерял температуру, оказывалось, что теплее в мире не стало. Этого тепла могло хватить только для разогрева чайника, варки кофе. Не так ли устроена конфорка внутри нас? Делая хорошее всему человечеству или стране, – не холодеем ли мы сами? Теперь я хочу согревать теплом от последней спичинки лишь немногих, – тех, кто помогал разжечь мой огонь, поддерживал его, подбрасывая дровишки в нелёгкие времена.
Третье – свойства освещения, это правило дополняет первое. Я однажды заметил, что случаются вещи, которые даже нарочно близорукий не в силах игнорировать. Принимать мир в том виде, в каком он предстаёт, – не каждому дано. Нужно применять линзы, искажающие реальность, носить очки весёлых расцветок. Тогда многие проблемы становятся невидимыми. Косметический макияж действительности не запрещён законами. Главное – часто менять линзы, чтобы лжереальность не смогла возомнить себя настоящей. Нужно жить, переходя из одного мнимого мира в другой, не давая ни одному из них утвердиться навсегда.
– Нурик! Это же бред сивого козла! – выкрикнул я, воздев руки к Луне. Я взвыл, взбесился, взорвался ругательствами ручной сборки. Претенциозно выматерился, не жалея простых и понятных слов.
– Слушай, хорошо сказано, – присвистнул он, протерев глаза, – надо бы за это выпить!
И мы выпили, да. Теперь я смотрел на него брезгливо, высокомерно, как на бомжа, словно имел на это право. За этим занятием я вдруг ощупал в себе притаившуюся гниду – вандала, который жив тем, что рушит чужие храмы, топчет ценности других людей. Ведь человек годами подгоняет себя под этот мир. С трудом закладывает свой фундамент, поднимает стены, крышу. Здание, которое получается, – он. Вот так придти и сказать: "Снести всё это к чёрту!", да кто я такой? Мне вдруг показалось, что я стремительно уменьшаюсь, становлюсь коротышкой. Прямо на глазах.
– Э, Нурик, – сказал я вслух, – а я не душевный коротышка, а?
Но он уже был далеко. Спал, укутавшись в одеяло неба. Овал его лица сиял за зарослями бутылок, графинов, светя своим преломлённым светом на мою харю. На асбестовую харю моего серого дома.

текст: Касим Базиль